В воздухе что-то просвистело – судя по высокой шнуровке, полицейский ботинок. Мимо! Попугай с достоинством перелетел на другую ветку и продолжил с того же места:

– …отыскали игорный притон для випов на крейсере «Иван…

Шлеп! Еще один ботинок. И снова мимо!

– …Тургенев». Те, кто уже прочел нашу листовку и в курсе дела, наверное, переживают за пресс-секретаря президента Игоря Глиняного, который…

– Чего встал, задрот? – Эдуардыч снова пнул Валеру, теперь уже пяткой в синем форменном носке. – Мои берцы кончились, быстрей свои кидай!

– …обменял на фишки наручные часы «Патек Филип» и проиграл. Не волнуйтесь: это не последние его часы. В коллекции пресс-секретаря более двадцати пар общей стоимостью…

– Эдуардыч, никак! У меня оба узла не развязываются! Может, все-таки стрельнуть в него?

– Я те стрельну, чувырло! Тут дома кругом! Давай дерево тряси, пока я свои шкары ищу!

– Эдуардыч, он же так улетит!

– Кому говорю, тряси! Теперь пусть лучше валит отсюда на хрен, через двести метров уже не наш район и не наша отчетность! Пусть там ловят его уже из семьдесят восьмого…

Следующие пять минут, пока Валера изо всех сил пытался раскачать платан, а Эдуардыч, матерясь, ползал с фонариком у его подножия в поисках своей обуви, австралийский какаду сверху наблюдал за стараниями стражей порядка и неторопливо продолжал рассказ. Он уже почти добрался до гордого гардемарина, но тут Валера, осатанев, перестал трясти дерево и принялся лупить по стволу полицейской дубинкой. Платан закряхтел. Какаду поперхнулся и решил-таки выбрать себе убежище поспокойнее. Он взмахнул крыльями, отделился от кроны платана и пропал из виду. «Привет!» – донеслось с неба, а затем растаял и звук…

Только теперь я услышал, как по бамперу машины кто-то деликатно постукивает. Фишер, ну конечно же он! Я громко кашлянул, и Вилли Максович распахнул крышку багажника.

– Можешь вылезать, деточка, эти два дурня сейчас все равно ничего не заметят. – Старик кивнул в сторону Эдуардыча с Валерой. Протянув руку, он помог мне выбраться из багажника и поманил за собой. – Надеюсь, своими воплями они не спугнули нашего Гогу.

Я тотчас выбросил из головы мятежного какаду и обормотов-полицаев, потому что вспомнил, о скольких важных вещах собирался спросить у Вилли Максовича, еще лежа в багажнике. Мне хотелось знать не только про самого Гогу и о чем с ним говорил Фишер, но и про дом Гоги, его охрану, ловлю почтаря, подземный гараж, мою поездку в «кадиллаке» и почему мы вообще оказались перед входом в ресторан «Сойка», о котором я, кстати, прежде ничего не слышал.

– Догадываюсь, у тебя бездна вопросов, но… – Вилли Максович открыл ресторанную дверь и пропустил меня вперед. – Потерпи еще пару минут. Сядем за столик, и я все-все расскажу…

Заведение с птичьим названием было декорировано внутри под джунгли. На стенах извивались нарисованные папоротники, гуавы и лианы, из углов топорщилась разнообразная комнатная зелень в стиле бонсай, а по залу порхали официантки, похожие на охристых колибри: красно-желтое жабо на шее, белые жакеты и оранжевые юбки. Хотя на первом этаже было достаточно свободных столов, мы поднялись на второй, где Фишер выбрал, по-моему, самое неудобное из всех возможных мест – в закутке у лестницы, за пальмой и разросшимся вширь карликовым баньяном. Пока я отлучался в туалет, устроенный здесь в виде грота с мини-водопадом, Фишер успел сделать заказ и получить аванс в виде бутылки минералки. Когда я вернулся, старик сдвинул папки с меню на край стола, налил себе полстакана и сказал:

– Давай по порядку. Теперь у нас с тобой полно времени – никак не меньше получаса. Итак. – Вилли Максович сделал несколько глотков. – Вижу, ты хочешь узнать, о чем мне рассказал Гога во время моего официального визита. Отвечаю: ни о чем. И пока не должен был… Стоп! Не перебивать! Я приходил к нему не слушать, а говорить, точнее навешивать ему на уши страшненькую лапшу. По привычке он думает, что ко мне стекаются разные секретные сведения, а мне это на руку. Вдобавок повезло, что мы не виделись столько лет. Ведь если дядюшка Вилли объявился, несмотря на давнюю обиду, значит, случилось что-то действительно важное. Пользуясь моментом, я и втер ему, что пионерчики случайно зацепили интересы неких серьезных людей, а те намерены разобраться с их хозяином, то есть с Гогой…

– Погодите, но он разве их хозяин?

– Нет, разумеется. Трусость, как писал классик, один из самых страшных пороков, а Гога – трус патологический. Поэтому он только дает бабки пионерчикам, но фигурками управляет другой. – Фишер составил в ряд стакан с остатком минералки, солонку и салфетницу, а потом сделал ими рокировку, как на шахматной доске. – Босс, который зачем-то ищет нашего ворона.

– Значит, вы хотели, чтобы Костанжогло в конечном счете рассказал вам про босса?

– Вариант симпатичный… и маловероятный, – усмехнулся старик. – Какой резон ему добровольно открывать, у кого он ходит на поводке? Гога трусишка, но никак не болван. Он знает, что из уважения к Аристотелю я пальцем не трону его сына – несмотря на все его мелкие подлости. Угрожать ему, как какому-нибудь Артему Грибову, в данном случае бесполезно. Другое дело – наврать Гоге об угрозах со стороны… А-а, вот уже и наш заказ. Пора нам срочно пожрать. Мои тарелки овальные, твои – круглые. Налетай, это вкусно и не очень дорого…

Фишеру достался шашлык необычной формы, фруктовый салат и какие-то блинчики, а мне голубцы с мясом, ядовито-зеленая запеканка и жюльен из шампиньонов. Вилли Максович лихо взял на абордаж одновременно шашлык и салат, а я вдруг сообразил, что тоже проголодался, и набросился на голубцы – сильно перченые, но чертовски вкусные. Разговор наш прервался сам собой, но вскоре старик составил горкой опустевшие тарелки, разгрыз зубочистку и сказал:

– Продолжим. Я подумал: Гога не захочет говорить мне о боссе – и не надо. Пусть приведет меня к нему – сам того не желая. Для этого он должен был крепко понервничать, чтобы в нем победила вторая разновидность страха. Да-да, Иннокентий, внутри настоящих трусов их обычно две – ну как, например, по одним и тем же медным проводам может гулять постоянный ток, а может переменный. Первая разновидность страха заставляет труса поглубже забиваться в нору, тихо поскуливать и надеяться, что все само собой рассосется… – Фишер нарочно сделал паузу.

– А вторая? – Я не обманул ожиданий Вилли Максовича.

– А вторая, наоборот, выталкивает его из норы, заставляя суетиться. Я напугал господина Костанжогло и объявил, что не собираюсь его спасать, после чего вышел через главный вход: Гога обязан был заметить из окна, как я ухожу. Потом мне оставалось влезть в дом еще раз, через секретную калитку – он-то был уверен, что я про нее не знаю, хе-хе. Прочее ты видел. Я сидел на крыше и думал, правильно ли рассчитал. И когда он отправил боссу голубеграмму с просьбой о внеочередной встрече, я понял: страх номер два в Гоге сильнее… Ну, дальше-то я могу не продолжать? Мрак незнания рассеялся? Тебе все ясно? Ты ведь вроде поумнел.